— Кейн, я только рада здесь с тобой встретиться! — пробормотала Дана, окончательно запутавшись.
Он снова цинично усмехнулся.
— Что-то незаметно, чтобы ты светилась от счастья.
— Потому что не знала, рад ли ты меня видеть.
— Хочешь сказать, что ты готова… — Кейн бросил быстрый взгляд на Джессику, затем снова обратил пронзительный взор на Дану, — войти в мою семью?
— Конечно, — твердо ответила она, усилием воли подавляя и смятение от знакомства с его дочерью, и настоящий ужас при мысли о встрече с матерью.
— И готова представить меня отцу?
— Да, — без колебания ответила она. — Когда захочешь.
Несколько долгих, мучительно долгих мгновений Кейн всматривался в ее глаза, словно искал там малейшие признаки неуверенности или страха. Но Дана не собиралась отступать. Она послала мяч в кольцо — и теперь ждала ответного броска.
— Надеюсь, ты понимаешь, что будет означать такое решение, — наконец медленно произнес Кейн. — Оно затронет не только нашу жизнь.
Быть может, он сам страшился того, что им предстоит; может быть, он предпочел бы по-прежнему оставаться ее тайным любовником — и не больше. Но обратной дороги не было: Дана распахнула запертые двери и готова была скорее умереть, чем снова запираться в каморке своего одиночества.
— Это и твое решение, Кейн, — тихо напомнила она, ожидая, что он скажет наконец, что же она для него значит.
Но то, что сказал Кейн, заставило Дану вспомнить о минувших годах и прекратило едва начатый спор.
— Что ж, Дана, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Что на этот раз ты уверена в своих чувствах.
В глазах Кейна она прочла болезненное воспоминание о своем давнем предательстве. Десять лет назад она клялась ему в любви — а сама сбежала, покинула его при первых же серьезных трудностях. Чего стоит любовь, малодушно пасующая перед препятствиями? Теперь, десять лет спустя, никто из них не заговаривал о любви. Пока любовь не доказана на деле, она — лишь пустое слово.
Что ж, посмотрим! — думала Дана. Я представлю Кейна отцу. Встречусь с Глэдис Уильямс и, что бы она ни говорила, не позволю ни запугать меня, ни вывести из себя. Что же до его дочери…
— Я все! — объявила Джессика, аккуратно опустив ложечку в опустевшую вазочку.
Дана улыбнулась.
— Вижу, земляничное мороженое тебе по вкусу!
Малышка кивнула.
— Ага. И землянички тоже. Мне папа всегда покупает землянику. — Она взглянула на отца. — Потому что она вкусная и полезная, правда, папа?
В ответной улыбке Кейна светились любовь и родительская гордость.
— Хватит с тебя, Джессика, или хочешь еще?
— Больше не хочу, спасибо.
— Вот и славно! — У стола внезапно выросла Джулия и одарила Кейна и Дану лучезарной улыбкой. — Дети поели, давайте сдвинем столы и устроим праздник для взрослых! Кейн, вы нам поможете?
— Разумеется.
Надо отдать должное Джулии: заметив, что у Даны с Кейном не все идет гладко, подруга с присущим ей тактом и любезностью нашла способ дать им отдохнуть друг от друга. Когда же мужчины сдвинули столы и взрослые гости расселись, Джулия завела общий разговор, чтобы Кейну и Дане не приходилось поддерживать беседу друг с другом, если сами они того не хотят.
Обед был великолепен: сочные бифштексы с жареным луком, ломтики печеного картофеля в сметанном соусе, разнообразные салаты, хрустящие французские багеты. Однако Дана не могла отдать должное угощению — ей кусок не лез в горло.
Рассеянно прислушиваясь к интересной беседе и слабо улыбаясь остроумным репликам, она снова и снова спрашивала себя, почему Кейн ей не доверяет. Чем больше она об этом думала, тем несправедливее казалось ей его предубеждение.
Господи, это было десять лет назад! Зеленая девчонка, едва окончившая школу, привыкшая во всем повиноваться обожаемому папочке… Стоит ли удивляться, что она не выдержала отцовского давления, или — тем более — винить ее за это? Теперь она стала взрослой и, кажется, доказала, что способна принимать самостоятельные решения и, несмотря на все препятствия, смело идти к своей цели!
Присутствие девочки усиливало напряжение Даны. Маленькая Джессика была очень милой и, похоже, полюбила Дану с первого взгляда: за обедом она то и дело вскакивала; чтобы что-то показать новой знакомой, и обращалась к ней едва ли не чаще, чем к отцу. Тем больнее Дане было осознавать, что эту прелестную девочку Кейн любит, а ее полюбить боится.
Наконец подали десерт. Дана попросила кофе и взяла себе несколько кусочков сыру. Общий разговор прервался — несколько родителей встали из-за стола, чтобы уложить детей в постель. Джессика дремала на коленях у отца, склонив кудрявую головку ему на грудь, — трогательная картина, от которой на глаза наворачивались слезы.
Однако, в очередной раз взглянув на Джессику, Дана заметила, что девочка уже не спит. Шоколадные глаза малышки были устремлены на Дану: девочка не сводила с нее не по-детски серьезного, задумчивого взгляда.
Постепенно гости разошлись кто куда, Кейн, Дана и Джессика остались за столом втроем. Дана чувствовала, что должна прервать молчание, но не осмеливалась заговорить. Все пережитое давило на нее тяжким грузом: она чувствовала, что еще немного — и разрыдается от усталости и боли.
Она сидела молча, невидящим взглядом уставившись на спокойную гладь бассейна, пока не почувствовала, что детская рука тянет ее за рукав. Не сразу Дана поняла, что Джессика пытается привлечь ее внимание. Малышка наклонилась к ней, в карих глазах ее отражалась робость и беспокойство: Джессика явно хотела, но не решалась спросить о чем-то важном.