— И не расскажешь? — настойчиво продолжала Глэдис.
— Нет, миссис Уильямс. Это давно в прошлом.
Мать Кейна покачала головой.
— Прошлое не уходит — оно остается с нами. Я знаю, что очень виновата перед Кейном. Из-за меня он потерял свое счастье. — Однако в голосе ее, кроме вины, звучала непоколебимая гордость. — Как он заботился обо мне все эти годы! Лучшего сына и желать нельзя! Я хочу, чтобы он был счастлив. Он это заслужил.
Дана не знала, что ответить. Глэдис раскаялась, но не изменилась — по-прежнему готова добиваться того, что считает нужным для сына. Не смешно ли, что теперь она в Дане видит источник сыновнего счастья? А впрочем, ничего удивительного — ведь похожая метаморфоза произошла и с ее отцом.
Глэдис наклонилась вперед и сжала кисть собеседницы своей исхудавшей рукой. Такой жест удивил Дану до глубины души: но еще сильнее изумило ее то, что на глазах пожилой дамы выступили слезы. Однако, когда Глэдис заговорила, голос ее звучал как всегда властно и непререкаемо: эта женщина умела добиваться поставленной цели.
— Дана, я знаю, что ты не хочешь жить со мной в одном доме. И не могу тебя в этом винить. — Костлявые пальцы больно сжали ее руку. — Хорошо, я уйду. Обещаю. У меня приличная пенсия: найду какой-нибудь пансион для инвалидов или найму сиделку…
— Глэдис, прошу вас… я вовсе не хочу выгонять вас из дому! Господи, да за кого вы меня принимаете?! — вскричала потрясенная Дана. — И потом, между нами еще ничего не решено…
— Вы с Кейном поженитесь. Я знаю, что так и будет. И ты не захочешь жить со мной под одной крышей.
— По-моему, это вы не хотите со мной жить! — отрезала Дана: горькие воспоминания о старой вражде на миг перебороли в ней стремление к миру.
— Как ты не понимаешь? — простонала Глэдис. — Я не хочу мешать вашей с Кейном новой жизни. Не хочу становиться у вас на пути. Видит Бог, за десять лет я хорошо усвоила урок — не лезть в дела, которые меня не касаются. Сделанного не воротишь, но теперь я хоть отчасти заглажу свою вину…
— Говорю вам, в этом нет необходимости! — уверяла Дана.
— Дай мне закончить! — велела Глэдис, и такая властность была в ее тоне, что Дана послушно умолкла. — Тогда, десять лет назад… мне казалось, что ты отнимаешь у меня сына. Я ревновала… с ума сходила от ревности… хотела тереть тебя с лица земли, чтобы Кейн навсегда стался со мной. Я все это помню — и ты не притворяйся, что забыла!
Она умолкла и бросила тревожный взгляд на дверь. Дана молчала, понимая, что Глэдис нужно выговориться.
— Я не хочу становиться яблоком раздора между тобой и Кейном, — продолжала Глэдис. — Все, о чем я прошу, — не рассказывай ему о том, что я сделала. Этого я не вынесу. Мне нужно… — мнимо спокойный голос ее задрожал от подавляемых слез, — нужно, чтобы он навещал меня в пансионе… хотя бы иногда… и Джессика…
— Миссис Уильямс, клянусь всем, что для меня свято, я ничего ему не скажу! — с чувством заверила Дана.
— Обещаешь?
— Обещаю. От меня он ничего не узнает.
Глэдис отпустила руку Даны и откинулась на спинку кресла, но в глазах оставалась тревога.
— У Кейна доброе сердце.
— Знаю.
— А Джессика… лучше девочки нет на свете!
— Верно.
— Ты сможешь быть с ними счастлива?
— Я уже счастлива с ними, миссис Уильямс.
Глэдис сложила руки на коленях и глубоко вздохнула. Она выглядела умиротворенной и в то же время измученной.
— Хорошо. Я ухожу и оставляю их на тебя. Будем считать, что так я искупаю свою вину.
Сделав глубокий вдох, Дана бросилась в бой.
— Миссис Уильямс, такое искупление никому не нужно. Вы снова рассорите нас, как и десять лет назад.
На лице Глэдис отразилось изумление, словно такое ей и в голову не приходило.
— Когда-то, — продолжала Дана, — вы назвали меня «испорченной богатенькой дрянью, которая думает только о себе».
Глэдис укоризненно покачала головой, как бы говоря: «К чему ворошить прошлое — ведь я извинилась». Но Дана не собиралась отступать. На этот раз она не позволит матери Кейна все повернуть по-своему!
— Так вот, я и сейчас думаю о себе. Вы полагаете, Джессика скажет мне спасибо, если я лишу ее бабушки, которая заботилась о ней с рождения?
— У нее будешь ты, — возразила Глэдис.
— А Кейн? Что скажет он, если из-за меня вы уйдете в пансион?
Глэдис молча смотрела на нее, не зная, что ответить.
— Он решит, что я выжила вас из дому. Ваша жертва вызовет в нем чувство вины и посеет раздор между нами. Может быть, подсознательно вы этого и хотите, миссис Уильямс?
— Нет! — в неподдельном ужасе воскликнула Глэдис. — Клянусь, нет!
— Тогда попробуйте жить со мной, — настойчиво продолжала Дана. — Не смотрите на меня как на врага — постарайтесь узнать и понять меня, как я постараюсь понять вас. Бегство ничего не решает. Вот урок, который я усвоила за десять лет.
— Прости! Прости за то, что я сделала с тобой… с вами…
— Если вы действительно об этом сожалеете, — сказала Дана, не позволяя себе поддаваться жалости, — если хотите исправить содеянное вами зло, останьтесь и помогите нам. Чего вы добьетесь своим «благородным жестом»? Не лучше ли остаться и примириться со мной? Ради Кейна. Ради Джессики. Неужели я вам настолько отвратительна и вы не можете даже представить, что мы станем подругами?
— Подругами? Ты хочешь… дружбы? — Видимо, Глэдис ожидала чего угодно, но только не этого.
— Почему бы и нет? Ведь мы с вами любим одних и тех же людей? По-моему, для дружбы этого достаточно.
За дверью послышались голоса Кейна и Джессики.